Во всех армиях обязательно проходят строевую подготовку и приучают к дисциплине. Такие занятия способствуют поддержанию хорошей физической формы и групповой солидарности, что необходимо для победы в бою, вместе с тем эти занятия меняют привычные реакции людей, делают их терпимыми к пролитию крови. Гвин Дайер, много занимавшийся изучением войн и агрессивности замечает по этому поводу:
...Основное назначение армий — это, в конечном счете, убийство, следовательно, главным в подготовке солдата становится обучение тому, как преодолевать тот барьер, который существует на пути к фактическому применению насилия, чтобы в соответствующих обстоятельствах, столкнувшись с конкретным врагом, солдаты могли в итоге убить его. Подавляющее большинство людей нужно специально учить убивать, хотя есть и исключения. Иногда встречаются “прирожденные солдаты” — люди, получающие наибольшее удовлетворение от мужского товарищества, от боевого задора, от преодоления физических и психологических препятствий. Такой человек не обязательно стремится убивать других людей, но у него не возникает трудностей, если придется убить в ситуации, лающей моральное оправдание такого шага, например, на войне, и это та цена, которую он должен заплатить за достижение желаемой цели… Но армии отнюдь не заполнены такими людьми. Напротив, их так мало, что они составляют лишь скромную долю даже в небольших профессиональных военных отрядах, сосредотачиваясь в основном в специальных высокооплачиваемых частях типа коммандос. В больших армиях, набираемых по призыву, они бесследно растворяются в массе обычных людей. Именно этих обычных людей, которые вовсе не хотят сражаться, армия должна принудить убивать.
Во время Второй мировой войны полковник армии США С. Л. А. Маршалл провел множество интервью с солдатами почти четырехсот пехотных рот. Результаты чрезвычайно удивили его. Маршалл обнаружил, что лишь 15 % солдат хотя бы один раз стреляли во время боя, причем даже тогда, когда их позиции атаковались и их жизнь была в опасности. Солдат эти данные поразили не меньше, чем их офицеров, так как каждый думал, что только он уклоняется от своих обязанностей. Солдаты стреляли только в присутствии других людей, в первую очередь офицеров, и никогда в одиночестве. Их нежелание стрелять не имело ничего общего со страхом, оно отражало их отвращение к убийству “без необходимости”.
Таким образом, войны не являются прямым следствием человеческой агрессивности. И причины войн, и частота, с которой они ведутся, должны определяться совершенно иными факторами. К числу наиболее важных из них относится развитие государства как общественной структуры — от традиционного до современного национального. Как мы уже говорили, во времена древних охотников и собирателей войн в полном смысле этого слова не существовало. Случавшиеся тогда вооруженные конфликты скорее были возбуждающим и опасным ритуалом, больше напоминающим спорт, чем войну; их участники старались свести кровопролитие к минимуму, а отнюдь не стремились к нему. По мере возникновения более крупных общественных образований и появления централизованных правительств положение принципиально изменилось. Возникали армии, вводилась воинская дисциплина. Отныне на поле боя сходились уже сотни и тысячи людей, выстроенных в боевые ряды.
Попросту говоря, в мире, где государства обладают средствами применения военной силы, вероятность возникновения войны присутствует всегда. Хотя конкретные события, провоцирующие начало войны, бывают самыми разными, обычно военные действия начинаются тогда, когда сталкиваются интересы различных государств и разногласия между ними не могут быть разрешены путем заключения политических или торговых соглашений, а также дипломатических переговоров. Правительство может начать войну из-за притязаний на территорию другого государства, из-за стремления завладеть какими-либо ресурсами (например, обрести контроль над важными морскими путями) или по причине идеологических или религиозных столкновений. Никогда не бывает, чтобы к войне привела какая-либо одна причина. Война — это всегда испытание мощи и влияния государства на международной арене. Величайший военный теоретик, немецкий мыслитель девятнадцатого века Карл фон Клаузевиц очень точно выразил эту мысль в своем знаменитом изречении: “Война не просто политический акт, но реальный политический инструмент, продолжение политической торговли, способ добиться тех же целей иными средствами”.
Слово дисциплина первоначально связывалось с процессом обучения. Мы иногда используем его в этом значении и сейчас, например, когда говорим о социологии или других академических предметах как о “дисциплинах”. Однако в семнадцатом веке оно чаще применялось для обозначения военной подготовки и особым образом управляемого поведения, сформированного в результате этой подготовки. Вскоре появились и стандартные формы организации вооруженных сил, сначала в голландской армии, а затем, очень быстро, во всей Европе. Мориц, принц Оранский (1567–1625), учредил первую в Европе военную академию, позднее его доктрины стали общепринятыми на всем континенте. Современный смысл слова униформа, так же, как и слово дисциплина, восходит именно к его учению.
Слово униформа (uniform) первоначально было прилагательным, существительным оно стало после того, как ношение стандартной одежды было принято как норма во всех армиях. До этого солдаты часто одевались более или менее как вздумается. В течение семнадцатого века ношение специальной формы стало обязательным для военных всех рангов. Мориц Оранский ввел также обучение строевой подготовке, при которой все идут в ногу. Он же разработал схему командного подчинения, охватывающую все военные чины, от генерала до солдата, вследствие чего армия становится моделью для различных бюрократических организаций, как гражданских, так и иных. Отныне большие регулярные армии, где можно было сделать военную карьеру, стали одной из важнейших сфер жизни общества.